Илья Кабаков назвал одно из своих эссе о русском искусстве 60-х – 80-х годов «Апологией персонализма». Действительно, в многообразной вселенной искусства этого периода очень сильны были «персоналистские» тенденции. Каждый художник выступал как адепт какого-то направления: возрождались традиции героического русского авангарда начала века, преломлялись и варьировались стили европейского и американского модернизма, «фолк-арт» включался в парадигму тогдашнего «современного» искусства. Весь этот Мультиверс – характерная черта искусства нонконформизма 60-х -80-х годов и более близкого к сегодняшнему дню периода. Но было и нечто объединяющее чрезвычайно разнонаправленные движения. Это было, я думаю, ощущение трагичности человеческого существования. Впрочем, это ощущение являлось движущей силой искусства во все времена. По крайней мере, у меня такая точка зрения. Искусство – это всегда о трагедии человеческой жизни, о смерти и о красоте (понятие, которого я стараюсь избегать), красоте жизни в ее конечности.

И вот кусочек этого многообразия на выставке в Вологде, в одном из старейших русских городов, в самом «сердце» России. Здесь десятки имен замечательных русских художников, десятки историй, потому что любая работа, любое имя и любая биография – это история. История в самом сокровенном смысле слова: здесь собраны истории жизни, истории любви, человеческих расчетов и намерений, реальные человеческие судьбы. Все работы – разные, и все же видны общие черты. А главная черта – непреклонность в отстаивании собственной творческой концепции, отстаивании индивидуальности в море обобществленности и банальности. Личность против трюизма. Художник – всегда личность. Это мое глубокое убеждение. Такое же, как ощущение необходимости вернуться к Логосу. Вернуться к Логосу в нашем постмодернистском бытии. Мы включили в экспозицию и работы художников следующих поколений, которые, сами подчас этого не осознавая, являются наследниками нонконформистов, так же как и те, в свою очередь, наследники героического русского авангарда начала века. Недаром Михаил Гробман использует по отношению к нонконформизму иной термин: «второй русский авангард».

Михаил Алшибая